— Ты не поняла, что я хотел сказать, Тайл. Дело в том, что я вообще не смогу поехать.
Дырочки в перфорации снова слились в одну линию.
— А, понятно. Это неприятно. Ну…
— Видишь ли, здесь все пошло кувырком. Жена нашла билет на самолет и…
— Что ты сказал?
— Я сказал, что моя жена нашла…
— Так ты женат?
— Ну… да. Я думал, ты знаешь.
— Нет. — Мускулы ее лица, казалось, застыли. — Ты забыл упомянуть о миссис Маркус.
— Потому что мой брак не имеет к тебе, к нам с тобой никакого отношения. Это давно уже не настоящий брак. Когда я расскажу тебе о своей домашней ситуации, ты все поймешь.
— Ты женат. — На этот раз это было утверждение, а не вопрос.
— Тайл, послушай…
— Нет-нет, ничего я слушать не собираюсь, Джозеф. И сказать мне больше нечего, кроме того, что ты сукин сын.
Повесив трубку, к которой ей и прикасаться было противно несколько минут назад, Тайл еще долго держала ее в руке. Она прислонилась к стенке будки платного телефона, уткнувшись лбом в перфорированный металл и крепко сжимая грязную трубку.
Женат… Он был так хорош, что даже не верилось. И не напрасно. Симпатичный, очаровательный, приветливый, остроумный, спортивный, удачливый и прекрасно обеспеченный Джозеф Маркус женат. Если бы не авиабилет, она завела бы роман с женатым мужиком.
Тайл проглотила слюну, борясь с тошнотой, и постаралась взять себя в руки. Зализывать свое уязвленное эго она будет позже, позже будет ругать себя за то, что была такой дурочкой, и костерить его в пух и прах. Сейчас же ее ждала работа.
И все-таки сообщение Джозефа потрясло ее. Тайл безумно разозлилась. Ей было больно, но больше всего — стыдно, что она попалась на такую удочку. Теперь ни в коем случае нельзя допустить, чтобы все эти переживания помешали ей работать.
Работа всегда была для нее панацеей, лекарством от всех болезней. Когда Тайл была счастлива, она работала. Когда печалилась, тоже работала. Болела — и работала. Работа излечивала все. Даже разбитое сердце, когда казалось, что можно умереть. Она это знала по прежнему горькому опыту.
Тайл собрала свои записи, сделанные под диктовку Галли, и постаралась взять себя в руки.
Свет дневных ламп в магазине показался ей необычно ярким в сравнении с полутемным коридором. Ковбой уже ушел. Пожилая пара копалась в журналах. Два человека, говорящие по-испански, ели в углу за столиком свое буррито и тихо беседовали. Тайл почувствовала их жгучие взгляды, когда проходила к холодильникам. Один что-то сказал другому, тот хохотнул. Можно было легко догадаться, о чем они говорили. К счастью, испанского она не знала.
Открыв дверцу холодильника, Тайл достала упаковку из шести бутылок кока-колы, чтобы взять в дорогу, и прихватила пакетик с семечками. Во время учебы в колледже она выяснила, что щелканье семечек — хорошее упражнение, не дающее уснуть над учебником. Быть может, это также поможет ей не заснуть за рулем. Кроме того, сейчас как раз время, чтобы себя побаловать… Внезапно раздался оглушительный хлопок. Видеокамера в углу зала практически взорвалась, разбрасывая кругом осколки и куски металла.
Тайл невольно съежилась, а выпрямившись, обнаружила, что камера взорвалась не по собственной инициативе: в нее выстрелил из пистолета молодой человек, вошедший в магазин. В следующее мгновение он направил свое оружие на кассиршу, которая дико завизжала, но потом внезапно замолчала, как будто звук застыл в ее горле.
— Это ограбление! — несколько мелодраматично сказал парень, хотя необходимости в его сообщении не было никакой: все и так все поняли.
Он повернулся к сопровождающей его девушке:
— Сабра, последи за остальными. Если кто-нибудь двинется, скажи мне.
— Ладно, Ронни.
«Ну, я, конечно, могу и умереть, — подумала Тайл, — но репортаж я сделаю!»
Ехать в Геру не было необходимости. Ее история пришла к ней сама.
— Вы! — Ронни направил на Тайл пистолет. — Идите сюда. Ложитесь на пол. И поторопитесь!
Она уронила пакет с семечками и упаковку кока-колы, пробралась на указанное место и легла на пол лицом вниз, как было приказано. Изначальный шок прошел, и ей пришлось прикусить язык, чтобы не спросить его, зачем он к похищению присовокупляет еще вооруженное ограбление.
Однако Тайл сомневалась, что в данный момент юноша благожелательно отнесется к вопросам. К тому же пока не выяснилось, какую судьбу он заготовил ей и другим свидетелям, может, лучше и не признаваться, что она репортер и знает, с кем имеет дело.
— Идите сюда и тоже ложитесь! — приказал Ронни пожилой паре. — И вы там, двое! — А потом направил пистолет на мексиканцев. — Немедленно! Шевелитесь!
Пожилые люди сразу же повиновались. Мексиканцы же не двинулись с места.
— Я вас пристрелю, если вы не ляжете на пол! — прокричал Ронни.
Тайл сказала, не поднимая головы:
— Они не говорят по-английски.
Ронни Дэвидсон легко справился с языковым барьером и объяснился с мексиканцами, махнув пистолетом. Мужчины медленно, неохотно присоединились к Тайл и пожилой паре, лежащим на полу.
— Руки за голову!
Все повиновались.
Тайл не раз приходилось писать о случаях, когда невинные прохожие, оказавшиеся случайными свидетелями преступления, очень часто оставались лежать лицом вниз с пулей в затылке, казненные исключительно за то, что оказались в неподходящем месте в неподходящее время. Неужели и ее жизнь так закончится?
Странно, но Тайл не была слишком напугана и не злилась. А ведь она не сделала еще очень многого из того, что собиралась сделать. Как, наверное, замечательно уметь кататься на сноуборде, но у нее не было времени попробовать. Вернее, она жалела на это времени. Она никогда не была в долине Напа. Ей хотелось еще раз побывать в Париже — и не в качестве студентки высшей школы в группе с однокурсниками, а одной — и погулять по тем бульварам, по каким душа пожелает.